В концлагере мне к голове приставили пистолет и хотели убить
Родился я в Новгородской области, в деревне Борисово, в 1939 году.
О войне остались яркие и отрывочные воспоминания. Рассказывали, что наша деревня была оккупирована уже с конца августа 1941 года. Я ясно помню, как погиб мой старший брат. Был ноябрь 1943 года. По нашей деревне проходил взвод немцев, и они бросили в наш огород гранату. Брат подбежал и наступил на неё, подорвался. Осталась только сестра.
В 1943 году я был отправлен в концлагерь в Литву, мне было тогда 4 года. Пробыл я там до освобождения в 1945 году. Сестра была старше на год, она осталась с матерью и бабушкой в Литве у хозяина-помещика. Рассказывали, что он жил совсем один, у него было много лошадей и большое хозяйство. Мама и бабушка работали там: пахали, сеяли, собирали урожай. В поместье было несколько лошадей, овцы и другой скот.
В концлагере я запомнил надпись на нашем бараке: «Kinderhaus» («Детский дом»). Это был отдельный одноэтажный сарай с нарами на 20–25 человек. Спали все рядом. Я был самый младший, больше было старших детей по 10–12 лет. Они нам помогали выжить, поддерживали, была взаимовыручка.
Кормили нас два раза в день в соседнем бараке. С одеждой было плохо, я ходил всё время в том же, в чём меня забрали. Если что-то изнашивалось, то нам давали старые вещи и не по размеру.
Каждый день нас поднимали рано утром, кормили и гнали на работы с утра и до позднего вечера. Мы укладывали дрова, рубили хворост, убирали территорию. Было тяжело. К вечеру мы чуть не качались от усталости. Старших, которым было по 10 и больше, заставляли работать в поле, копать землю.
За нами следили работники концлагеря. У них были пистолеты и нагайки. Если кто-то из детей что-то делал не так, то били плёткой, на теле оставались полосы.
Помню, как нас водили мыться. Это было отдельное помещение типа бани с деревянными шайками. Мы набирали тёплую воду ковшиком с длинной ручкой. Вместо мыла, нам давали какие-то бруски, с помощью которых мы отмывались.
Если кто-то из детей заболевал, его куда-то забирали. Над детьми ставили опыты, брали кровь. Многие не возвращались. Дети постоянно менялись: когда увозили одних, привозили других.
Один раз меня чуть не застрелил литовец. Нас выпускали гулять, а у работника концлагеря был сын примерно такого же возраста, как я. И вот этот надзиратель решил, что я обидел его сына. Он достал пистолет и приставил мне к голове. Я это очень хорошо запомнил. Литовец хотел застрелить меня, но что-то его удержало. Это было чудо.
Мама и бабушка знали, где находится концлагерь, но ко мне их никогда не пускали. Встретились мы только в 1945 году, когда в лагерь пришли наши военные. Они стали расспрашивать каждого ребёнка, откуда мы и где живут наши родители. Через некоторое время моих родных нашли.
«Саласпилс» — один из самых жутких фашистских концлагерей. За три года его существования здесь убили и замучили до смерти тысячи детей. Это был не просто лагерь смерти. Это был банк крови. Её выкачивали из маленьких узников, пополняя запасы немецких госпиталей. Измождённые и заморённые голодом дети, некоторым из которых не было ещё и пяти лет, цинично рассматривались как живые контейнеры, полные крови, либо как объекты медицинских экспериментов.